Художественные итоги ХХ века
НА НАШИХ ВКЛАДКАХ
Художественные итоги ХХ века
Кейт ХАРИНГ/Keith HARING (1958-1990)
Ретроспектива Кейта Харинга вот уже несколько лет мотается по разным городам
и весям Европы. Хвостик ее застал пару лет назад в Барселонском фонде Хуана
Миро, где приобрел классный круглый коврик для мышки со знаменитыми харинговскими
пляшущими человечками. В Хельсинки на выставке в музее Амос прикупил, помимо
каталога, книжку-раскраску "Любовь" в виде комиксов и парочку "Флип-буков"
- блокнотиков, в которых фигурки, если быстро перелистывать, начинают двигаться
- точно персонажи мультипликационного фильма.
Там еще были про "Музыку", "Деньги", "Искусство"
и много прочей всякости - индустрия музейных магазинчиков раскочегарена на Западе
до предела. Душеподьемное, между прочим, дело - протаскивать искусство через
эксклюзивные фенечки и штучки в жизнь. Паразитируя на том, что в мире стандартов
и поточного производства музеи являются последним прибежищем авторских (или,
как теперь говорят, эксклюзивных) работ.
Впрочем, это совершенно особая тема.
Для тех, кто не знает
Застенчивый очкарик Кейт Харинг - по-настоящему культовый художник,
развивавший граффити, поднявший его на недосягаемую высоту настоящего искусства
и умерший на взлете от профессиональ ной болезни себе подобных. То бишь СПИДа.
Этакое типическое дитя нью-йоркского подземелья (а первые свои картинки он и
рисовал в метро), крапива да лебеда, выросшая рядом с "Фабрикой" Энди
Уорхола. Что приятно: творчество Харинга практически свободно от узких субкультурных
радостей, и потому справедливо носит звание общечеловеческой ценности.
Что приятно еще более - книжка про любовь не является каталогом
или буклетом к выставке. Это самостоятельная ВЕЩЬ, выполненная в жанре "книга
художника", яркая и самодостаточная, сочетающая картинки и не слишком "вумные"
тексты. Ее хорошо детям дать, по ней ("Now all my dreams are wishes, but none
come true") легко английский язык учить. Ближайший аналог тут - даже не "Джаз"
Анри Матисса (кстати, продававшийся рядом), но концептуальные вкладыши к турецкой
клубнично-банановой жвачке "Lave is...".
Правда, понятно, что у Харинга все это (текст и визуалка) сделано
гораздо лучше, чем у турков - тоньше, смешнее, остроумнее. Большие, как на обложке,
сердечки, кружащиеся в половозрелом вихре чувачки без пола и возраста, цветы
и дети. Как перед смертью, равные перед "словом, которое знают все"
("Улисс" Д. Джойса). Доведение фигурок, лишенных индивидуальных признаков
и черт, до стилистического абсолюта. Ну да, граффити. Даже не комикс (www.guelman/slava/kitup).
Деперсонификация персонажей Харинга, точно призванная лишний раз
подчеркнуть безличностный характер страсти, не придумана Харингом специально
для этого альбомчика. Она - сердцевина его стиля, в котором человек - набор
функций, лишенных лица. Ручки-ножки, огуречик, получился человечек - это как
бы про него и сказано.
Меньшевики переходят в наступление
Но вернемся к выставке. Ее, by the way, сменила в Хельсинки экспозиция
Дельво, которую я тоже года два назад, где-то в недрах Европы, случилось, видел.
Такая, вероятно, статусная вещь, объезжающая все, что только можно, и закрепляющая
имя того или иного персонажа в художественном пантеоне современности. К мероприятиях
подобного рода относится и большая ретроспектива Роберта Мэпплторпа (www.gay.ru)-фотохудожника
куда более радикального в своих меньшевистских наклонностях, нежели сервильный
Харинг.
Что интересно - всюду Харинг и Мэпплторп имеют колоссальный коммерческий
успех, толпы народу и общественное признание. Документально и даже научно зафиксированный
факт. Но нельзя допустить, чтобы все толкающиеся в зрительных залах были "меньшевиками".
Статистически как-то не очень корректно. А интерес есть. Поневоле задумаешься.
Философский контекст
Важный урок, который дает неприемлемый нам гомосексуализм,- выпадание
человека из клиширован ного ролевого рисунка. Голубизна как бы позволяет человеку
выбрать себя, собрать заново. Не быть собой. На чем, скажем, построены "Служанки"
Ж. Жене в постановке Р. Виктюка: в освобождении мужчины от приросшей к нему
маски мужественности, мужественного человека.
С детства нас учили, что настоящие мужчины, скажем, не плачут, но
только лишь огорчаются. Любое отклонение от ролевого стереотипа выглядит дико.
Вопиюще. Однозначно. Возникает невидимая несвобода. Отсутствие выбора. Стереотипный
тоталитаризм. Мне порой странно, что полов существует всего два, и невозможно
выйти за рамки обреченного на повторения круга. В "Служанках" эта
проблематика выпирает еще и потому, что сама природа актерского кривлянья обнажает
прием чаемой раскрепощенности: мужественность можно надеть, а можно и снять.
Ибо они, "мужественность" и "немужественность", в мужеложстве
равны.
Социально-эстетический результат
Когда подобная зона отчуждения возникает в телевизоре, то есть с
доставкой на дом,-это есть чудовищное и неполиткорректное вмешательство в мою
гетеросексуальную жизнь. Сергей Пенкин в этом смысле хуже, чем поп Гапон. Или
Азеф. Заведите платный канал и трясите там, чем хотите.
Если же подобные эксперименты выносятся за скобки бытового существования,
обрамляются пышностью намерений в музейную экспозицию, посмотреть на люминесцентные
голубиные токования важно и интересно.
Ходишь среди людей, лишенных лиц, и радуешься собственной заурядности.
Кода
Ибо имеющие выбор ненастоящи. Деланы. Ненатуральны. А страсть действительно
не имеет лица. Да, индивидуальность проявляется в отклонении от стандарта -
но не в социально опознаваемой перверсии, а, например, в болезни или воздержании.
Дм. Бавильский
[Наверх]
[Обсудить в форуме]
[Главная страница]
|